Белая Гильдия 2. Часть 63
Маланец
За деревянным колесом океанское сердце Итты всколыхнулось беспощадным слепым шквалом.
— Эрик... — едва слышно прошептала она.
Да, это был Эрик. Вот эта нелепая фигура высотой за три метра, в длинной лоскутной хламиде, сшитой из непонятно чего, чуть ли не из листьев, с огромным бронзовым обручем, привязанным к уху, с шутовскими кустистыми бровями из чего-то выщипанного, с подвязанным к губе одним громадным декоративным клыком и черной повязкой через правый глаз — это был Эрик. Его чудовищный рост объяснялся, видимо, ходулями, спрятанными под хламиду.
— Добрый вечер, — дерзко, с вызовом повторил Маланец.
Народ взорвался криками ненависти и злобы, в Эрика полетели пустые и недопитые бутылки, стулья, куски пищи, немытые пиршественные блюда и корыта, полуобглоданные свиные копытца. Весь Большой Амбар отдавал праздничному Маланцу обычную дань, не скупясь в средствах.
Он с честью и безразличием выдержал все броски, лишившись впрочем декоративного клыка и оставшись со свернутым набок клееным носом.
Итта почувствовала, что время начало замедляться, что каждая следующая секунда становится чуть-чуть дольше предыдущей.
Нечто незримое, но могучее, хорошо ощутимое лишь фибрами присутствующих на пиру иттиитов, явилось буквально ниоткуда, из небытия, втекло в копошащуюся и веселящуюся толпу, просочилось между людьми и встало за спиной Маланца.
В зрении обоих иттиитов многолюдный Амбар поплыл в стороны, растягивая и выворачивая в сферу все — могучую спину Вассы, красные, пьяные лица гостей, внимательный прищур Тигиля, белую хламиду мелькнувшего в толпе Колича, выкрикивающих реплики артистов, огни свечей и ламп. Растягивая, выворачивая в сферу и беря в четкий фокус только его — Маланца.
Страх, давно ползущий за ними по всему Уздоку, подступил со всех сторон и надавил так, что оба иттиита были не в силах пошевелиться.
Жуткий, лютый, тяжелый как мельничный жернов голос сказал из Эрика такое, что точно никто не ожидал услышать:
— ГОТОВ ЛИ. НОВЫЙ. МЕХ
Слова разлетелись по амбару эхом, ударили в своды деревянной крыши, но пьяные люди не поняли, не вняли, не ощутили их ужасной многослойности и многомерности.
И тут Эрик увидел Дамину на колесе.
Одна его рука сдернула паскудную личину, другая рванула наискось поганую хламиду.
Обнаженное тело Эрика с ловкостью кьяка спрыгнуло с ходуль прямо помосту, где стояла лохань с суслом.
Грязный, исцарапанный, со следами белой краски на всем теле и свалявшимся в паклю хвостом кудрявых волос Эрик шагнул в сторону Дамины и, не делая ни единого лишнего движения, полез прямо на помост, а следом — на колесо, раздвигая и разрывая всю декорацию, все елки-метелки, все ленточки, юбочки, веревочки, рубашечки и шнурочки...
Иттииты слышали, что это только тело, а не сам Эрик Травинский, что НЕЧТО тащит его безжалостно и неостановимо, слышали, и ничего не могли поделать.
Они замерли. Как будто Некто Главный появился настолько близко, что при нем любая истиная природа вытягивалась во фрунт, обнажая свое подлинное лицо и повинуясь ему во всем.
«Значит сказки не врали. Кто бы мог подумать...» — отстраненно заметил Эрл, но Итта его не услышала.
Точно завороженная, она смотрела на Эрика, на то, как он кладет руки Дамине на лицо, как проводит ладонями вниз по ее плечам, а потом наклоняется и целует. Властно, крепко, точно кладет на ее алые губы печать.
Время все замедлялось. Музыкальные пальцы Эрика умело расстегнули на Дамине корсет. Ее шея, а потом и обе ее грушевидные груди получили по поцелую, и Эрик уверенно принялся задирать подол свадебного платья.
Лицо Маланца закрывали выбившиеся из хвоста кудри, тени от них лежали на глазных впадинах, и нельзя было заглянуть ему в глаза, убедиться, осталось ли там хоть что-то от Эрика, которого знала Итта.
Ей очень хотелось прыгнуть в чан с суслом, оттолкнуть Эрика от Дамины. Ударить или взять его лицо в руки и держать, пока он не придет в себя. Так, как он сделал, когда она сама потеряла контроль. Он хороший, он добрый, просто он запутался, потерялся... Ему надо помочь.
Итта дернулась с места, но стоящий рядом Эрл больно, до крови вцепился острыми ногтями ей в запястье.
«Даже не думай! Стой спокойно и опусти лицо. Ты что же это — так и не поняла, кто пришел за невестой...»
«Плевать мне. Я должна. Он мой...»
Итта снова рванулась, но в этот миг Маланец, презреннейшее из презренных существо, предназначенное унижению, оплевыванию, полушуточному побиению посудой, чуть менее шуточному топтанию пьяными ногами и поливанию блевотой и мочой, овладел бесчувственной Даминой, невестой сразу двух женихов, и время вернулось в свое привычное течение.
Засуетилась, что-то ища у себя в юбках Васса, заглядывались ткачихи, иттииты смогли двигаться.
Оцепеневшая от зрелища толпа празднующих вздрогнула.
— Ну все, Маланец! Ты труп! — очнувшись от пьяного изумления, проорал жених.
Свист, крик, ругань, рев и топот шагов разорвал тишину. Разъяренный жених, а с ним шайка-лейка его прихвостней, подхватили скамью, кнуты, вилки и прочее, что попало под руку, рванули к наглому Маланцу.
Вослед им поднялось несколько десятков возмущенных мужчин, юношей и даже стариков.
Тогда же в Амбар влетел Левон. Он сразу увидел Дамину, увидел ее, привязанную к колесу, и голого Травинского, у всех на глазах занимающегося с ней непотребным. Левон оторопел, остолбенел, захлебнулся гневом. И тоже бросился к помосту. Итте показалось, что его отчаянный рык перекрыл крики толпы.
Несколько сильных последовательных толчков колеса с плеском пивного сусла окатили карабкающихся в чан гневных мужчин. Десятки рук скрестились на Маланце, на песочных его кудрях, на ракушечном его дерзком танцующем заду, на длинных, мосластых руках.
Ощутив, что его оттаскивают от Дамины, Маланец рассерженно взревел и отбивался, размахивая во все стороны руками, ногами, головой и серповидным своим срамным удом.
Справились с ним быстро. Безумного, голого, его подняли в восемь рук и сбросили с помоста на пол амбара, где толпа, включая Левона, налетела на него и принялась крепко бить. Не только руками, ногами и предметами, но и наваливались на него целыми телами, норовя удавить.
Они бы убили его, они бы постарались. Даже такого, невменяемого, одержимого неизвестным духом, — искалечили бы, а потом, если нужно, прыгали бы ему на голову, чтобы проломить череп и гарантированно убить.
Итта была готова скинуть с себя обмотки и бросится ему на помощь, перепугав всех своим видом. Лишь бы они оставили его в покое хоть на секунду, лишь бы он мог вздохнуть...
«Не дергайся! — шипел Эрл, все больнее впиваясь ей в руку. Дура! Иначе они убьют и тебя!»
«Ты что, не видишь, — кричала Итта Эрлу. — Они его убивают. Трус!
И вдруг большой медный кубок прилетел жениху прямо по лбу. Звук был совершенно эпический. Такой, что энергичное избиение взяло вынужденную паузу.
От столов прозвучало резкое, скрипучее и очень хорошо слышное:
— Э-э-э, Казлы!!! Вы чо творите?! Куда толпой на одного, говноеды?!
— Ты хто?!? — прохрипел молодой Марцони, расправляя спину и оглядываясь.
— Я? Я людей хороню, слышь...
Из-за стола поднялся однорукий старик. Призрак Графского Зуба, скелет, в чем только душа держится, он выступил вперед и гнусово прокричал хозяину.
— Ты, фуфел, а не жених. Пробовал человека бить... ОДИН НА ОДИН!? СЛАБО??!
И вот тогда взорвалось уже по всему амбару. Толпа линчевателей вместе с разъяренным Марцони рванулась туда, в сторону гнусного скрипучего голоса.
Сразу образовался круг. И в круге оказались — молодой Марцони — средненького роста мужичок в праздничном сюртуке, треснувшим на спине по шву, с плюгавой бороденкой цвета затоптанного сена, которым был устлан весь амбар, и скелет однорукого старика, тоже с плюгавой, но седой бороденкой.
Призрак Графского Зуба сплюнул беззубым ртом, шагнул к жениху и драка началась.
Эрик остался один на один с Левоном.
Итта в ужасе наблюдала, как катаются они по соломе, молотя друг друга кулаками, и как по лицу Эрика течет кровь. Ей хотелось броситься к нему, отбить от Левона, подать воды, обнять его голову, унести его прочь. Что-то удерживало ее. Стыд за свое иттиитское обличье, вцепившийся в руку Эрл и тревога, особая, иная, идущая от Вассы отчаянная решимость, переходящая в безумный страх.
Эрл тоже почуял это.
«Черт! Вот черт!» — обреченно проговорил он, отпуская руку Итты и делая непроизвольный шаг назад. Шаг, который делают люди и прочие мыслящие существа, когда им внезапно хочется исчезнуть или когда озарение от страшной правды со всей очевидностью предстает перед их пониманием.
В руках Вассы выросли два странных изогнутых предмета... заостренные предмета... не похожие на ножи, не похожие на кортики, не похожие на мечи, а похожие... на кулинарные конуса, только миниатюрные, тонкие, длинные и загнутые как серпы, с какими-то странными рукоятями, из какой-то очень наверное дорогой стали, нездешней работы.
Девочкам с художественного, разбираться в таком не по чину, — одно только стало ясно Итте с первого же взгляда, что острые эти два предмета весьма и весьма.
Она успела все увидеть и все понять. С тыльной стороны колеса среди всех веток и елок просматривались две впадинки, точно так же закрытые хвоей и лентами, но закрытые явно пореже чем вокруг. Эти две впадинки уходили точно под колени Дамины. Одно движение острыми лезвиями, и она, одурманенная, истечет кровью, даже криком не сумев оповестить, что с ней. Никто попросту не заметит происходящего на фоне всех этих невероятно увлекательных событий.
«Вот значит как... — проговорил Эрл. — Напиток из девичьей крови и пивного сусла. Какие изысканные вкусы у нас в деревне, прямо завидно».
Все его надежды развести среди этого пьяного сброда изысканную дипломатию давно растаяли, и теперь он молил своим водным богам об одном — унести ноги с этого праздника жизни и смерти.
«Надо валить...» — он снова схватил Итту за запястье. — Слышишь, цыпочка. Прямо сейчас!«
«Нет!»
«Да! Ты обещала слушаться.»
«А ты обещал помочь Дамине. Говори, что делать...»
«Уже ничего не сделать, девочка. Мы опоздали.»
«Мерзкая же ты тварь...» — прошипела Итта.
Она понимала: Эрл прав — времени нет. Хватать Вассу за руки, за шею, за голову — бесполезно, поздно. Баба бы успела сунуть в колесо свои ножи-иглы на всю глубину.
И тогда Итта сделала единственное, что могла сделать за ту единственную долю секунды, — сорвала с себя сектантские обмотки, оставшись тварью цвета выбеленного индиго, рванулась и легла на толстые мужицкие руки Вассы, держащие острые конуса.
Улыбка с длинными клыками, чешуйчатое тело и перепончатые руки, делающие нечто вроде книксена над головой — предстали перед грозной бабищей.
Рот Вассы медленно раскрылся, издавая вопль невообразимого ужаса. Ее тело с атлетической мускулатурой подалось вверх и назад, вместе с проклятыми этими ножами-иглами в руках. Через секунду она попыталась использовать эти ножи-иглы против лежащей на ее руках мерзкой твари, но тут Эрл прыгнул Вассе на спину и его белые руки сомкнулись на ее шее, а его прозрачные зубы вошли в ее сонную артерию на все глубину.
«Дура! Ведьмова дура! Зачем ты меня в это втянула? — орал он Итте прямо в голову, смыкая челюсти на шее Вассы... — Все! Валим! Валим, валим!»
Он ловко, точно огромный белый таракан спрыгнул с большого, уже опасно шатающегося туловища, его платье зацепилось за колесо и распеленало его, как личинку, оставив совершенно голым белым и чешуйчатым.
— Ашшшшшш... — выдохнул он вслух. — Нам конец!
Две голые человекоподобные твари — белая и синяя скатились с помоста на пол Амбара. За их спинами раздался громкий, мерзкий плюх. Их обдало пеной. Это бездыханное тело Вассы, перевалившись через край, рухнуло в чан с суслом.
На все повержение Вассы в новом, ускоренном исчислении времени ушло не больше тридцати секунд. Но вот секунды истекли, и ткачихи завизжали разом, как по команде.
Однако никто не обратил внимания на происходящее на помосте.
В тот момент, когда иттииты скатились на пол Амбара и, подскочив на ноги, испуганно огляделись, в надежде убраться прочь живыми, в двери влетели вооруженные мечами и дубинками Рир, Герт, Динис и Ванис.
Одновременно с их появлением бдительный Тигиль Талески заорал благим матом:
— Оборотни в помещении! Лови оборотней!
Примерно в это же время Марцониевская банда, презрев правила одиночного боя, навалилась толпой на призрака Графского Зуба и принялась запинывать его до смерти.
Эрик с Левоном все еще катались по полу. Некому их было разнять — друзья не видели их. Зато вновь прибывшие видели пьяную толпу дерущихся.
Схватив дубину двумя руками и выставив ее вперед, Рир принялся кричать: «Дружина! Мы дружина! Прекратить драку!» Звучало это как: «Я поэт, зовусь я Эрик, от меня вам всем лимерик».
Роанцы бросились в самую гущу. Их тотчас замесили тела взрослых разъяренных мужиков. Рира подмяли и, отвесив пару крепких тумаков, вывели из игры.
— Спасиииитяяяяя! — кричал однорукий старик тем же скрипучим, гнусным, издевательским голосом. — Памагиииитяяяяя! Ипаааааатэээээээч! Убивааааааююююють!!!! Спасииии, Ипааааатээээч!
Под эти истошные крики Эрл дернул зазевавшуюся Итту на себя, и они оба вскочили боком на залитый вином скользкий стол. Все бутылки, стаканы и блюда по пути их скольжения полетели на пол. Оттолкнувшись ногами-щупальцами, Эрл прыгнул на стену и, цепляясь за потолочные балки, перебрался под самый свод, командуя Итте:
«Давай! Ты сможешь. Цыпочка! Ну же! Не глупи! Это единственный путь...»
Итта замерла. Прыгнуть на стену. Лезть по ней... Голой, при всем честном народе... Это совсем не то же, что взбираться дома по пожарке. Это... другое. Совсем другое... Она не смогла, не решилась. Она соскользнула под соседний стол, воспользовавшись тем, что между пирующими за ним было небольшое пространство. Ее уже хорошо успели разглядеть. Нервные, испуганные ноги с ужасом выдергивались из-под стола куда-то вверх, из опасений, что она какая-то бешеная собака или свинья, а может быть рыба, и уж если укусит, то мало не будет.
Они были правы. Итте было так страшно, так невообразимо страшно, что она была готова перекусать всех.
Скрипел прокисший баритон Талески, отдавая нелепые команды. С ним грохотали знакомые голоса Ларика и Дамаса. Видимо, он успел подключить их к делу. И теперь они все хором орали:
— Оборотни в помещении! Чего стоите, идиоты?! Переворачивайте столы!
Они схватились за длинный стол и рывком его перевернули, обрушив на пол очень немало вина и еды.
Итты под этим столом уже не было, а вот пирующим такой бодрый танец совсем не понравился. Местные возмущенно повставали с мест, берясь за разные предметы. Студенческая дружина выставила свои дубины вперед, ясно чувствуя, что добром это кончиться не может.
Талески продолжал работать голосом:
— Оборотень!! Оборотеееень!!! Вставайте люди, здесь оборотень!!! Лови оборотня!!!
— Тебе надо, ты и лови, — сказали ему недружелюбно с одного стола наискосок из группы лохматых нечесаных граждан, которых не так-то сложно было бы и самих перепутать с оборотнями.
Что-то не вполне внятное Талески, видимо, ответил... или даже ответить ничего не успел, как один из лохматых просто прыгнул на него, не обратив внимания на роанский клинок. Остальные лохматые тоже встряли. Студенческая дружина попыталась броситься Тигилю на помощь, но пирующие, только что оставшиеся без стола, явно не собирались отпускать их просто так.
Закипело уже настоящее побоище, которого многие за столами не особенно скрываясь с предвкушением ждали.
Грохот разбиваемой посуды, хруст ломаемых столов, крики боли и глухие удары в плоть человеческую.
Свернувшаяся в клубок в дальнем углу под пустым столом, Итта дрожала всем своим гибким и сильным иттиитстким телом. Ей было страшно и очень больно. Она слышала каждый удар входящий в их тела... эти вспышки боли, кусты болевых импульсов попадали в нее как в бортовой журнал, во всех подробностях.
Время шло все быстрее. Все смешалось и происходило одновременно, в одну несчастную секунду.
Шестеро бывших чановских дружинников бросились ребятам на помощь.
Эрл белым пауком повис на потолке, не зная, как попасть к двери Амбара так, чтобы не быть схваченным.
Несколько десятков пар глаз и рук рыскали в поисках второго оборотня.
Столы отодвигали один за другим.
В двери амбара вбежали Борей, Дрош и Паул. А с ними огромное тело, мгновенно вторгшееся в общий танец.
Капрал Бабуля, пьяный до животного состояния, разорвал на своей огромной пузогруди рыжеватую курточку и не без труда проревел единственное слово, которое еще не забыл — слово «ГВААААРДИЯААА!!!!».
Блестящие от пота и красные от выпивки гости Праздника Урожая с радостью оставили бедных студентов и с общим боевым ревом ринулись на капрала несколькими десятками пар рук и ног...
Их бесчувственные тела полетели в разные стороны.
Эрик и Левон уже стояли на помосте. Избитый, голый и преисполненный какого-то дурного восторга, Эрик размахнулся, намереваясь помешать сопернику прорваться к Дамине. Но Левон, страшный в праведном гневе, врезал ему по лицу так, что Эрик рухнул как подкошенный — прямо в чан с суслом, туда, где уже плавало огромное тело мертвой Вассы.
Левон перелез на колесо, сорвал с Дамины последние, удерживающие ее веревки, и взвалив девушку на плечо, словно желанную добычу, спрыгнул на пол и бросился к выходу.
Некому было его остановить.
Жених и его прихвостни добивали однорукого беднягу, добивали неумеючи, пьяно и лениво. Старик, весь в ушибах и кровоподтеках, кричал жалобно-противно и все более жалко:
— Ипаааааатэээээээч!... АААААААААААА!!!!... Убиваа...аююю...ть!!!! Спасааааай, Ипааааатээээч!
Стол, под которым Итта пряталась пополз в сторону, света стало больше.
Парень в маске обезьяны склонил над Иттой свое лицо, и трофейный мориганский меч лег ей прямо на жабры.
— Оборотень у меня! — заорала Обезьяна пьяно, удально и очень громогласно. — Отдам за серебряный!
Итта зажмурилась, прижатая к стене, она чувствовала холодную сталь на своей коже.
— Эмиль... — прошипела Итта глухим голосом, идущим точно бы из колодца. — Не надо...
Но тот, к кому она обращалась, ее не услышал.
Юноша, как две капли воды похожий на наглого Маланца, но не голый, а в мокрой, грязной одежде, с свалявшейся зеленой повязкой на рукаве, въехал в Амбар прямо на коне.
Меча у юноши не было, но какой-то крепкий парень — косая сажень в плечах, подбежал к нему и подал свой.
И вот с этим мечом в руке юноша на коне объехал весь Амбар.
Он не обращал внимания на драку. Он искал свой меч. Вернее того, кто его украл. И нашел. А заодно нашел того, кого совсем не ожидал здесь найти.
Они встретились взглядами. Юноша на коне и мерзкая, чешуйчатая тварь, прижатая к стенке.
С секунду Итта и Эмиль смотрели друг другу в глаза. Но секунда истекла, Эмиль мотнул головой, заставляя себя очнуться. Он перевел взгляд на подмышку Обезьяны и снова на Итту, потом указал глазами на державшую морриганский меч руку. Итта моргнула прозрачными вертикальными веками... и тогда Эмиль дернул поводья.
Буба переступил копытами ближе, и меч Борея, который Эмиль держал в руке, уверенно ткнулся в затылок Обезьяны.
Обезьяна подалась вперед, перехватила тварь за горло свободной рукой, и обернулась, выставив морриганский меч навстречу мечу Эмиля.
— Я предупреждал, что у меня есть глаза на спине. — голос Эмиля прозвучал нарочито спокойно. — Напрасно ты не веришь словам. Вес произнесенных слов напрямую зависит от того, кто их произносит. Запомни это.
Он спрыгнул с Бубы, а Итта, воспользовавшись моментом, воткнула острые ногти в подмышечную впадину державшего ее парня, извернулась и вонзила зубы ему в руку, да так, что перекусила сухожилие.
Парень заорал, выпустив добычу и выронив меч.
— Еще раз увижу — убью. Я предупредил.
Перекинув меч Борея в левую руку, Эмиль со всей силы ударил Обезьяну по лицу. Ушастая маска упала на пол. По конопатому лицу потекла алая юшка.
— На Бубу! Живо! — приказал Итте Эмиль.
Но Итта не пошевелилась. Слишком много всего слышал ее особый слух, слишком больно и стыдно было ее человеческой душе. Она все еще слышала противоречивые, сложные эмоции Эмиля, когда он ее увидел и узнал. И еще она слышала, как нечто огромное, необъяснимое и невероятное вырастает в нескольких десятках метрах от них, вырастает прямо из-под земли.
— Итта! — Эмиль метнул на Итту гневный взгляд. — На Бубу, я сказал.
И тогда Амбар затрясся. Весь огромный Уздокский Амбар, который вместил в себя, наверное, сотен пять людей, затрясся как карточный домик.
— Итта!
Итта очнулась, встрепенулась и вскочила на Бубу.
Амбар затрясся сильнее.
Вся дальняя стена, над которой Эрл ждал удобного момента улизнуть из этого бедлама, оказалась снесена и превращена в щепу. Стена просто взорвалась и перестала существовать.
Огромный торец бревна, корневища не то что тысячелетнего, а даже и миллионлетнего дерева, невообразимо толстого, просунулся в Большой Амбар, сокрушая его несущие опоры и потолочные балки, в том числе ту, на которой сидел Эрл.
Эрл чудом перехватил руки и, повиснув на какой-то выбитой из крыши доске, пауком перебрался по балкам и прыгнул в седло прямо передо Иттой.
— Спасибо! — так, точно у них было договорено, кивнул Эрлу Эмиль. — Увози ее! Быстрее!
— Вели Бору убираться отсюда. Эрик в чане, я видел, как он свалился туда. — крикнул Эмилю Эрл, потом мысленно приказал Итте: «Хватайся! Держись крепко!»
Он натянул поводья, воткнул острые ногти ступней Бубе в бока. Буба вздрогнул, Итта вцепилась в Эрла, чтобы не свалиться, и Буба, обогнув огромное, корнями вползающее в Амбар бревно, вылетел наружу и припустил галопом по пустым улицам Уздока.
«Поворачивай назад! — вопила Итта. — Там же все... Там друзья... Там Эмиль... Эрик... он же захлебнется...»
«Не захлебнется. — раздраженно ответил Эрл и глухо добавил: — Там Борей. Один. Без меня...»
«Тогда почему? Почему?»
«Потому что, цыпочка, так устроена жизнь. Каждый сам за себя. Лучше заткнись... Не то скину с лошади и пойдешь пешком...»
За городской стеной развеялся туман и дым костров остался позади. Над ними распахнулось высокое, усыпанное звездами небо.
Знакомая до каждой кочки дорога к Туону казалось чужой. Буба нес их очень легко, точно его копыта вовсе не касались земли, прозрачные ночные бабочки ударялись в его шоколадную грудь. Угрюмые феи выглядывали из листвы, чтобы подивиться на голых иттиитов — белого и темного, несущихся в сторону королевского университета.
Итта смирилась, поняла, что не в силах спорить с волей Эмиля. Прижавшись щекой к скользкой и холодной спине Эрла, она молча рыдала.
В ту ночь Эрл впервые в жизни увидел, как плачут глупые иттиитские девчонки, не обученные ничему полезному, но зато умеющие любить.
Они плачут беззвучно, но так горько, что душу любого другого иттиита, даже такого черствого и циничного как он, вывернет наизнанку.
Эрл подумал, что из-за этих неконструктивных, избыточных, острых эмоций, свойственных женщинам, он и предпочитал мужчин. Хотя скорее всего, дело все же было не в этом...
Продолжение следует...
Автор: Итта Элиман
Источник: https://litclubbs.ru/articles/60259-belaja-gildija-2-chast-63.html
Содержание:
Книга 2. Новый порядок капитана Чанова
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
